Павел Золин («Purple Fog Side»): «Сейчас в моде честное творчество»
Уже 20 лет лидер коллектива «Purple Fog Side» как артист и как продюсер способствует развитию альтернативной поп-музыки и благодаря тому известен по всему миру — правда, лишь в кругах ценителей жанра синти-поп и его разновидностей. В честь круглой даты Золин выпустил юбилейный сборник лучших песен «Anthology XX», что и стало поводом для встречи.
— Коллективу нужны веские основания, чтобы продержаться 20 лет. Слава и деньги, например. Что тебя заставляет продолжать «Purple Fog Side»?
— Я давно уже перестал тянуть одеяло на себя, проект позволяет творчески реализовываться всем музыкантам и соавторам. Даниил Исаев, Стас Фурман, Лера Пикалова, Артем Некрасов, Ника Яковлева и сейчас вот Лена Полынцева… Когда им есть что сказать, я включаю «PFS». Самолично ничего не предпринимаю, лишь поддерживаю инициативу других, в том числе издателей. Я давно уже ушел в тень и стал слугой публики и исполнителей. Амбиции остались, но ровно настолько, чтобы гнуть свою стилистическую линию и развивать жанр, в котором я работаю.
— И как успехи в развитии жанра? Как он чувствует себя в современной России?
— Стараюсь держать нос по ветру. Сейчас у жанра подобие ренессанса, но чисто в музыкальном плане. Увеличились бюджеты, идет много кропотливой и талантливой работы, возвращение к корням и переосмысление прошлого. В целом мешают и сбивают планку качества школохипстеры, но кто-то должен её сбивать. Что до российскости — то синтипоп давно уже стал явлением глобальным, смысла его поднимать в отдельно взятой стране нет.
— Несмотря на ренессанс, на клубных концертах такой музыки не услышать. Во всяком случае, в Самаре. Что пошло не так?
— Вся активность всегда была в Интернете. И она существенно повысилась по сравнению, например, с 2007-м. Раза в три увеличилась аудитория, налицо интеграция между поколениями и разными культурами — много всего прогрессивного. А концерты для исполнителей этой музыки всегда были чем-то побочным. Большинство знаковых артистов жанра крайне редко дают концерты — это студийные музыканты. В живую они зрелище несколько компромиссное, давай это уж признаем.
— У тебя есть ощущение, что по большому счету клубные концерты сейчас не актуальны?
— Сейчас, пожалуй, пик неактуальности. Но нельзя круглые сутки торчать в соцсети. Клубный угар и живое общение сложно чем-то заменить. Предчувствую, скоро в клубах запретят селфи и инстаграм, будут пускать только веселых, а остальных слать куда подальше. Вот тогда и подиджеим, и поиграем.
— Ты саунд-продюсированием занимаешься. Кого из своих клиентов можешь рекомендовать к прослушиванию?
— Всех. Я в последнее время стараюсь не связываться с неинтересными проектами. «Один!», «Mirrors of Mind», «Requiem 4 FM», «Pegasus Asteroid», «Les Morts», «Disciplina Medicina», «Mirreya» и «Dark Phenomenon» — они все красавчики. Это музыка, которую я хотел бы слушать, в которой заметна работа и усилия порой нечеловеческие. К сожалению, я сейчас физически не могу тянуть все проекты, которые мне нравятся, многим приходится отказывать. Сейчас в моде чистое, честное творчество. Пыль в глаза и троллинг сейчас не прокатывают.
— Вернемся к «PFS» и 20-летию. Как ты относишься к круглым датам, статусу одной из старейших российских групп в жанре?
— Это ужасно. Учитывая, что на ниве синти я работаю почти 15 лет, а на ниве дарквейва — все 20. Только в этом году я понял, что «PFS» — это проект с тегом leftfield, своего рода белая ворона в инфопространстве. Как только стилистическая шахта разрабатывается или становится излишне конъюнктурной, сразу разворачиваюсь и ищу новые шахты. Это и есть самое большое достижение — идти наперекор конъюнктуре, но стараться не терять себя и не разбазариваться на всякий шлак. Скучно дуть в одну и ту же дудку.
— Вы некогда были одной из главных групп для готов. Эта субкультура ещё осталась, кроме как на «смешных» картинках в соцсетях?
— Она всегда была и будет. Были три вспышки — в Англии в 1980-х, в Германии в 1990-х, в России и Европе в нулевых, сейчас культура переживает небывалый подъём в Латинской Америке. Давай прямо: мирового уровня исполнителей у субкультуры никогда не было. Depeche Mode, The Cure и Ник Кейв — не в счет, скорее, это исключения из правил, да и то, их пик популярности пришелся на конец 1980-х. Это как была альтернативная субкультура, так и осталась. Все вспышки популярности носили, скорее, локальный характер.
— «PFS» давно вышла за рамки «готической» музыки, стала более универсальной. Больше похоже на поп-музыку из параллельной реальности. Много ли российских исполнителей, которые делают нечто идейно похожее и при этом вышли бы на «большую» сцену?
— Это группы «Кино», «Агата Кристи», отчасти «Технология» и Линда. Выше них никто не поднялся и вряд ли когда-либо поднимется. Изменились реалии. Линда и «Технология» сейчас активны и много гастролируют, но это все идет под грифом «ретро» — они заложники своих же «кнопок» и «ворон».
— Никого из современных?
— Было много амбициозных и близких по духу проектов с прицелом на общероссийскую поп-сцену. «Tesla Boy», «Mujuice», «Punk TV», Катя Чехова, «Барто»… Но, как показало время, в силу разных причин они «не вывезли». В целом, они живы, имеют свою аудиторию, но не считают себя ни частью синти-сцены, ни частью поп.
— Ты редактируешь крупное сообщество Synthpop. Это тоже твой вклад в формирование сцены?
— Надо делиться знаниями, открывать новые имена и вспоминать старое. Моя роль тут тоже слегка смазана — стыдно заниматься самопиаром или пиарить своих клиентов и коллег. Нас там десять человек, у каждого свой вкус, и не сказать, что мой личный вкус совпадает с видением современной сцены. Скорее, это коллективное творчество, которое перерастет когда-нибудь в нормальное СМИ, формирующее вкусы. Пока все идет хорошо — за три года конкуренты вымерли, а мы живее всех живых и набираем обороты. Чтоб развивать эту сцену, нужно быть терпеливым и образованным занудой, а мы тут все такие.
— Почему ты держишься в стороне от главных самарских музыкальных событий — «ВолгаФест», «Метафест», «Самый Плохой»?..
— Тут два фактора… Во-первых, я не понимаю старые группы, которые держатся за эти фесты как за веточку, чтобы получить иллюзию востребованности. Во-вторых, меня постоянно везде приглашают, но я отказываюсь, потому что сцена отвлекает от творчества. Нужно уметь появляться в нужное время и в нужном месте. И также уметь не появляться, потому что твой эгоизм, жажда адреналина и аплодисментов никого не интересуют!
— А ведь наиболее существенный заработок для серьезных музыкантов — концерты. Вот звучат твои песни на альтернативных радиостанциях по всему миру, продаются в интернет-магазинах. Это хоть какие-то деньги приносит?
— Приносят, конечно — и авторские, и продажи. Я эти деньги не расцениваю как прибыль, а вкладываю во всякие полезные дела. И деньги — не самоцель. Есть такие вещи, которые за них не купишь — и я говорю не об известности или признании публики.
— Коллективу нужны веские основания, чтобы продержаться 20 лет. Слава и деньги, например. Что тебя заставляет продолжать «Purple Fog Side»?
— Я давно уже перестал тянуть одеяло на себя, проект позволяет творчески реализовываться всем музыкантам и соавторам. Даниил Исаев, Стас Фурман, Лера Пикалова, Артем Некрасов, Ника Яковлева и сейчас вот Лена Полынцева… Когда им есть что сказать, я включаю «PFS». Самолично ничего не предпринимаю, лишь поддерживаю инициативу других, в том числе издателей. Я давно уже ушел в тень и стал слугой публики и исполнителей. Амбиции остались, но ровно настолько, чтобы гнуть свою стилистическую линию и развивать жанр, в котором я работаю.
— И как успехи в развитии жанра? Как он чувствует себя в современной России?
— Стараюсь держать нос по ветру. Сейчас у жанра подобие ренессанса, но чисто в музыкальном плане. Увеличились бюджеты, идет много кропотливой и талантливой работы, возвращение к корням и переосмысление прошлого. В целом мешают и сбивают планку качества школохипстеры, но кто-то должен её сбивать. Что до российскости — то синтипоп давно уже стал явлением глобальным, смысла его поднимать в отдельно взятой стране нет.
— Несмотря на ренессанс, на клубных концертах такой музыки не услышать. Во всяком случае, в Самаре. Что пошло не так?
— Вся активность всегда была в Интернете. И она существенно повысилась по сравнению, например, с 2007-м. Раза в три увеличилась аудитория, налицо интеграция между поколениями и разными культурами — много всего прогрессивного. А концерты для исполнителей этой музыки всегда были чем-то побочным. Большинство знаковых артистов жанра крайне редко дают концерты — это студийные музыканты. В живую они зрелище несколько компромиссное, давай это уж признаем.
— У тебя есть ощущение, что по большому счету клубные концерты сейчас не актуальны?
— Сейчас, пожалуй, пик неактуальности. Но нельзя круглые сутки торчать в соцсети. Клубный угар и живое общение сложно чем-то заменить. Предчувствую, скоро в клубах запретят селфи и инстаграм, будут пускать только веселых, а остальных слать куда подальше. Вот тогда и подиджеим, и поиграем.
— Ты саунд-продюсированием занимаешься. Кого из своих клиентов можешь рекомендовать к прослушиванию?
— Всех. Я в последнее время стараюсь не связываться с неинтересными проектами. «Один!», «Mirrors of Mind», «Requiem 4 FM», «Pegasus Asteroid», «Les Morts», «Disciplina Medicina», «Mirreya» и «Dark Phenomenon» — они все красавчики. Это музыка, которую я хотел бы слушать, в которой заметна работа и усилия порой нечеловеческие. К сожалению, я сейчас физически не могу тянуть все проекты, которые мне нравятся, многим приходится отказывать. Сейчас в моде чистое, честное творчество. Пыль в глаза и троллинг сейчас не прокатывают.
— Вернемся к «PFS» и 20-летию. Как ты относишься к круглым датам, статусу одной из старейших российских групп в жанре?
— Это ужасно. Учитывая, что на ниве синти я работаю почти 15 лет, а на ниве дарквейва — все 20. Только в этом году я понял, что «PFS» — это проект с тегом leftfield, своего рода белая ворона в инфопространстве. Как только стилистическая шахта разрабатывается или становится излишне конъюнктурной, сразу разворачиваюсь и ищу новые шахты. Это и есть самое большое достижение — идти наперекор конъюнктуре, но стараться не терять себя и не разбазариваться на всякий шлак. Скучно дуть в одну и ту же дудку.
— Вы некогда были одной из главных групп для готов. Эта субкультура ещё осталась, кроме как на «смешных» картинках в соцсетях?
— Она всегда была и будет. Были три вспышки — в Англии в 1980-х, в Германии в 1990-х, в России и Европе в нулевых, сейчас культура переживает небывалый подъём в Латинской Америке. Давай прямо: мирового уровня исполнителей у субкультуры никогда не было. Depeche Mode, The Cure и Ник Кейв — не в счет, скорее, это исключения из правил, да и то, их пик популярности пришелся на конец 1980-х. Это как была альтернативная субкультура, так и осталась. Все вспышки популярности носили, скорее, локальный характер.
— «PFS» давно вышла за рамки «готической» музыки, стала более универсальной. Больше похоже на поп-музыку из параллельной реальности. Много ли российских исполнителей, которые делают нечто идейно похожее и при этом вышли бы на «большую» сцену?
— Это группы «Кино», «Агата Кристи», отчасти «Технология» и Линда. Выше них никто не поднялся и вряд ли когда-либо поднимется. Изменились реалии. Линда и «Технология» сейчас активны и много гастролируют, но это все идет под грифом «ретро» — они заложники своих же «кнопок» и «ворон».
— Никого из современных?
— Было много амбициозных и близких по духу проектов с прицелом на общероссийскую поп-сцену. «Tesla Boy», «Mujuice», «Punk TV», Катя Чехова, «Барто»… Но, как показало время, в силу разных причин они «не вывезли». В целом, они живы, имеют свою аудиторию, но не считают себя ни частью синти-сцены, ни частью поп.
— Ты редактируешь крупное сообщество Synthpop. Это тоже твой вклад в формирование сцены?
— Надо делиться знаниями, открывать новые имена и вспоминать старое. Моя роль тут тоже слегка смазана — стыдно заниматься самопиаром или пиарить своих клиентов и коллег. Нас там десять человек, у каждого свой вкус, и не сказать, что мой личный вкус совпадает с видением современной сцены. Скорее, это коллективное творчество, которое перерастет когда-нибудь в нормальное СМИ, формирующее вкусы. Пока все идет хорошо — за три года конкуренты вымерли, а мы живее всех живых и набираем обороты. Чтоб развивать эту сцену, нужно быть терпеливым и образованным занудой, а мы тут все такие.
— Почему ты держишься в стороне от главных самарских музыкальных событий — «ВолгаФест», «Метафест», «Самый Плохой»?..
— Тут два фактора… Во-первых, я не понимаю старые группы, которые держатся за эти фесты как за веточку, чтобы получить иллюзию востребованности. Во-вторых, меня постоянно везде приглашают, но я отказываюсь, потому что сцена отвлекает от творчества. Нужно уметь появляться в нужное время и в нужном месте. И также уметь не появляться, потому что твой эгоизм, жажда адреналина и аплодисментов никого не интересуют!
— А ведь наиболее существенный заработок для серьезных музыкантов — концерты. Вот звучат твои песни на альтернативных радиостанциях по всему миру, продаются в интернет-магазинах. Это хоть какие-то деньги приносит?
— Приносят, конечно — и авторские, и продажи. Я эти деньги не расцениваю как прибыль, а вкладываю во всякие полезные дела. И деньги — не самоцель. Есть такие вещи, которые за них не купишь — и я говорю не об известности или признании публики.
Автор:
Данила Телегин
Источник:
Комментарии